|
|
Говоря о всемирно-историческом значении Великой октябрьской социалистической революции, нельзя не задаться вопросом о ее месте в мировом революционном процессе, о ее схожести и особости по сравнению с революциями прошлого.
Зарубежный опыт и, прежде всего, пример Великой французской революции играл большую роль в формировании революционного сознания в России с конца XVIII по начало XX века. И если опыт французских революционеров (в основном близких по духу якобинцев) использовался для выработки тактики революционных действий, то сами аналогии с якобинцами воспринимались многими революционерами с неприязнью и часто отвергались, и наоборот, использовались их оппонентами в качестве политических обвинений.
Экономический кризис конца 1920 года и восстание в Кронштадте дали толчок продолжению аналогий с французской революцией, породив "термидорианские" прогнозы как в среде эмиграции, так и среди самих большевиков. В марте 1921 года Ленин писал: "Термидор? Трезво, может быть, да? Будет? Увидим" (Ленин В.И. Планы доклада о продовольственном налоге.// Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т.43. - С.403).
Среди меньшевиков также имели место сравнения событий в России с событиями во Франции ХVIII века. Причем если занимавшийся историей французской революции Л. Мартов напрямую использует слова "термидор" и "бонапартизм", то его товарищи по партии предпочитали для выражения по сути тех же самых мыслей использовать более нейтральные выражения.
С середины 1920-х годов внутри ВКП(б) разворачивается дискуссия о путях постреволюционного развития страны. При этом аналогию с событиями Французской революции советские деятели предпочитают не использовать, ограничиваясь словом "перерождение".
Революция в России даже и с буржуазной точки зрения, — это необходимое и важное звено в цепочке революций, формирующих революционный опыт и позволяющих избегать ошибок революционеров прошлого. Иначе говоря, каждая последующая революция будет лучше предыдущей и позволит достичь большего в деле освобождения человечества.
|
|